Прикидываю в голове, сколько можно выручить с продажи квартиры с учетом выплаченной ипотеки. Миллиона четыре. Переводим в доллары и выходит около шестидесяти тысяч.
Предположим, что удалось спихнуть нашу с Сергеем двушку выше рыночной цены, и у нас на руках будет семьдесят тысяч. Где взять еще восемьдесят? Стрясти с его и моих родителей? Продать их старые и крошечные квартиры в подмосковье и дачи? Ну, в принципе, рассчитаться с Родионом реально, только окажемся мы на улице и голожопые.
— Вопрос денег я буду решать с Сергеем. — Родион улавливает мою напряженное сопение и волны умственной активности. — Не с тобой, Яна. Ты заложница и веди себя соответственно.
— Но это контрпродуктивно, — резонно отмечаю я в темноте и духоте мешка.
— Я твоего мнения не спрашивал.
Срываю мешок с головы и смотрю в хищный профиль Родион. В полумраке отсветах фонарей, фар машин, мимо которых мы проносимся, он выглядит он пугающе-притягательным.
— Надень мешок.
— Сергей — мой муж, и так уж случилось, что я поклялась быть с ним в горе и радости.
Я, конечно, приняла твердое решение развестись, как только вопрос с Родионом будет улажен, но я не собираюсь сидеть и ждать, когда Сереженька выкупит меня. Я сама найду нужную сумму.
— Деньги вернет Сергей, — Родион чеканит каждое слово, — а не его упрямая, глупая и наглая жена.
Затем он смотрит на меня и приближает лицо. Так близко, что я вдыхаю его горячий выдох.
— Надень мешок на голову, Яна.
Смотрит в глаза, и под его гнетущим взглядом ощущаю себя не человеком, а морской свинкой, которую в любой момент могут сожрать, если она не перестанет вздорно попискивать и дразнить голодного тигра. Если бы сейчас Родион облизался, я бы не удивилась. Без лишних движений натягиваю на голову мешок.
— Босс, — насмешливо говорит Алекс, — а какая разница, кто вернет деньги?
— Большая, — устало вздыхает Родион.
— Ммм, — отвечает Алекс, словно понял, но я-то знаю, что он, как и я, недоумеваю.
Это мужской мир. Жестокий, беспощадный и нелогичный. И мне, простой женщине, отведена роль разменной монеты. Я не человек и не имею права бороться за свою свободу.
— А если Сергей не…
— Для начала пусть явится, — обрывает меня на полуслове Родион.
— А если… — у меня перехватывает дыхание и я шепчу, — мертв?
Мало ли. Он ведь мог в приступе паники и истерики покончить с собой. Он вот на днях говорил, что устал, когда я подняла вопрос, что было бы неплохо закрыть ипотеку досрочно, и даже сорвался на крик. И разбил мою любимую кружку. Как я не могла заметить, что он на пределе?
— Когда я увижу его труп, тогда и поговорим, — следует равнодушный ответ, и я всхлипываю.
Душно. Я задыхаюсь, и Родион приподнимает край мешка на нос. С открытым ртом делаю судорожный вдох, и мой подлый пленитель с нажимом проводит пальцем по нижней губе. Обомлев от наглости, боюсь пошевелиться. Ноги тяжелеют, руки немеют, а от требовательного прикосновения по шее бежит легкая искра и слабостью растекается по мышцам.
Я знаю это ощущение, пусть оно давно не расцветало во мне. Его будят ласки, поцелуи и объятия, в которых хочется забыться. Сглатываю, и в следующее мгновение вслепую отбиваюсь от нахальной руки и взвизгиваю:
— Не трогай меня! Не трогай!
Под приглушенный издевательский смех возвращаю мешок на лицо, забившись в угол. Меня трясет, жар сменяется ознобом страха и обнимаю себя за плечи. Быть тихой, не отсвечивать и надеяться на благоразумие Родиона, что смешно. Если он вздумает переступить грань дозволенного, то никто его не остановит.
— Приехали, — строгий голос вырывает меня из студенистого плена страха и черного безмолвия. — Мешок можешь снять.
Глава 4. В доме врага
Мрачно смотрю на особняк Родиона и понимаю, что для него, собственно, сто пятьдесят тысяч зеленых — не такая уж и огромная сумма. Я однажды месяц проработала в риелторской конторе и могу с уверенностью сказать, что трехэтажный дом с панорамными окнами, террасами на втором и третьем этажах и облицовкой из светло-серого мрамора с благородными акварельными разводами стоит дохреналион денег.
Расположился этот дворец в современном стиле с лаконичными линиями и строгим экстерьером на огромном облагороженном участке земли: аккуратно стриженный газон, мощенные брусчаткой дорожки, высаженные рядами кусты у неширокой аллеи, что ведет к крыльцу.
Похоже, я оказалась в пафосной глуши в плену у богача-отшельника, который не приемлет близкого соседства с другими толстосумами. Ветер доносит до меня зловещий и приглушенный шелест, и я озираюсь, чтобы сориентироваться. В темноте ничего не разглядеть и я вижу лишь газон, дорожки и кусты, что растворяются в ночи. Предполагаю, что периметру территории, которая может занимать десятки соток, высадили деревья, чтобы отгородиться и обособиться от других участков. Хотя могли и воткнуть дом и посреди чащи. Почему нет-то?
— Ты не создаешь мне проблем и ты будешь здесь гостьей, а не пленницей, — Родион шагает к крыльцу дома.
В хмуром молчании шлепаю за ним босыми ногами по прохладной брусчатке, сминая мешок в руках. Меня не покидает ощущение, что я сама позволила себя притащить черт знает куда, ведь сейчас я следую за Родионом на своих двоих и не проявляю сопротивления.
Оглядываюсь на Петю и Алекса, которые не отстают от меня ни на шаг, и вздыхаю. Попытка сбежать обречена на провал. Да и в какую сторону мне бежать? Предположим, я проявлю чудеса ловкости, скорости и достигну ворот, а потом куда податься на ночь глядя?
Почему я думаю побеге? Потому что не верю, что Сергей жив. Он же не настолько урод, чтобы бросить жену на произвол судьбы, не предупредив, что влип в серьезные неприятности. Да и матушка его, которая с утра мне позвонила и с привычным ей презрением поинтересовалась, когда мы надумаем приехать в гости, не была взволнована или обеспокоена. Сергей, если бы к кому и поехал в первую очередь за защитой, то под крылышко мамули. Наверное.
А если он не повесился в уборной какой-нибудь грязной забегаловки и действительно трусливо сбежал, то я сама его прикончу. Он же клялся любить, оберегать и быть рядом! Я ему столько дерьма простила за все эти годы, а он трахнул бухгалтершу, обворовал босса и бросил меня ему на съедение! Швыряю мешок под ноги и останавливаюсь.
— В дом, — Родион разворачивается ко мне на пятках.
— Хватит мне приказывать.
Почему мужчины считают, что им все дозволено? Я вот не представляю, чтобы я похитила чужого мужа, если кто-то посмел украсть мои деньги. Да будь я хоть самой богатой женщиной в мире, мне бы в голову не пришло лишать свободы человека, который ничем передо мной лично не провинился.
— Я могу сама выплатить долг. Возможно, не сразу и не всей суммой, но я найду деньги, — говорю твердо и зло, глядя в глаза Родиона.
Тот молча переводит взор на Алекса, который сильными руками хватает меня и перебрасывает через плечо.
— Какая самостоятельная, — хмыкает Родион и поднимается по лестнице к двери. — Аж зубы сводит.
— Пусти! Сволочи! Мерзавцы!
Почему меня опять схватил Алекс? Что, у Родиона руки отвалятся? Раз уж похитил, то будь добр сам даму волоки в свои берлогу, а не поручай тяжелую работу с вырывающейся, напуганной и неадекватной женщиной другому.
— Хорошо! — рявкаю я в темном холле с высокими потолками. — Я поняла! Сама пойду!
— Поставь ее, — с нескрываемым раздражением отзывается Родион.
Оказавшись на ногах злобно затягиваю под его изучающим взглядом пояс, горделиво тряхнув волосами, и распрямляю плечи. Глупое я, наверное, произвожу впечатление, но я должна сохранить хоть крохи достоинства.
— Мы с тобой не договоримся, да? — уточняю я на всякий случай.
— Ответ положительный. Мне не нужны от тебя деньги.
Последняя фраза была сказана тихо и с подозрительной хрипотцой, будто у Родиона на меня очень гнусные планы, на которые ни одна приличная женщина не согласится. Запахиваю ворот халата под горло и поджимаю губы, но это не производит должного эффекта. Родион смотрит в глаза и молчит.